ничего не поднимает дух человека чем вовремя выпитые 100 грам
скажешь что я не прав?? но мне помогло
скажешь что я не прав?? но мне помогло
Добрая притча
- Автор теми zZzara
- Дата створення
Браток сказав(ла):
Ты прав
Однажды старец и его ученик вошли в ворота большого города, чтобы рассказать о христианской вере. Один христианин, житель этого рода подошёл к нему и сказал:
-- Отче, вряд ли нужны жителям этого города твои проповеди. Жители эти тяжелы сердцем и сопротивляются слову истины. Они совсем не хотят учиться. Не трать своё время на них.
Старец посмотрел на него и сказал:
-- Ты прав.
Несколько минут спустя, подошёл к старцу другой христианин и сказал:
-- Отче, не сомневайся: ты будешь радушно принят в этом прекрасном городе. Люди ждут тебя и надеются услышать драгоценные слова Евангельского учения, исходящие из твоих уст. Они истосковались по знанию и готовы к служению. Их сердца и умы открыты для тебя.
Старец посмотрел на него и сказал:
-- Ты прав.
Ученик не выдержал и спросил старца:
-- Отче, объясни мне, как ты и одному, и другому сказал одни и те же слова, хотя говорили они тебе совершенно противоположные вещи.
Старец сказал ученику:
-- Ты прав. Но ты наверняка заметил, что оба человека изрекали истину, соответствующую их пониманию мира. Первый во всём видит только плохое, второй ищет хорошее. Оба воспринимают мир таким, каким они ожидают его увидеть. Каждый из них исходит из своего опыта понимания этого мира. Ни один из них не солгал. Они оба сказали правду. Только не всю.
продовжуючи тему хотыв пби привести притчу вприклад:
"Лечение слепоты"
У Авиценны был очень старательный, новоиспечённый ученик. Однажды к великому лекарю привели слепого.
Учитель сказал, какие компоненты смешать, чтобы получилось две лепёшки. Тот сделал всё точь-в-точь, как было сказано. К глазам больного приложили лепёшки, и на другой день тот прозрел.
А сосед горе-ученика тоже был слепой. Вдохновлённый таким успехом, подмастерье приготовил в точности такие же лепёшки и положил ему на глаза. На следующий день у незрячего соседа глаза вообще вытекли.
Этот добросовестный идиот прибежал в слезах:
- Как же так, Учитель, я сделал, как ты сказал в прошлый раз! Почему это случилось?
В глубокой печали мудрец ответил:
- Слепота бывает от разных причин: от сухости организма, от влажности, от жары, от холода и т. д. У тысячи слепых бывает тысяча причин. Иди, сынок. Тебе работать только пекарем.
"Лечение слепоты"
У Авиценны был очень старательный, новоиспечённый ученик. Однажды к великому лекарю привели слепого.
Учитель сказал, какие компоненты смешать, чтобы получилось две лепёшки. Тот сделал всё точь-в-точь, как было сказано. К глазам больного приложили лепёшки, и на другой день тот прозрел.
А сосед горе-ученика тоже был слепой. Вдохновлённый таким успехом, подмастерье приготовил в точности такие же лепёшки и положил ему на глаза. На следующий день у незрячего соседа глаза вообще вытекли.
Этот добросовестный идиот прибежал в слезах:
- Как же так, Учитель, я сделал, как ты сказал в прошлый раз! Почему это случилось?
В глубокой печали мудрец ответил:
- Слепота бывает от разных причин: от сухости организма, от влажности, от жары, от холода и т. д. У тысячи слепых бывает тысяча причин. Иди, сынок. Тебе работать только пекарем.
чому? може тому:
"Почему люди ждут весну?"
Наконец-то солнышко пригрело по-весеннему.
Зиме пришлось поджимать ноги и подбирать свой подол. Она хмурилась и пускала скупую слезу капелью с крыш. Иногда злилась, швыряя в лица прохожих что-то между снегом и дождем. Но это были уже последние капризы...
В этот день солнца не было. Разбуженные им накануне маленькие ручейки пробивали свой путь среди снега и льда.
Дедуля с лопатой, тот, который вопрошал зиму о причине снегопада, в неизменной шапке с классическим отвисшим ухом, помогал ручьям найти дорогу.
Теперь Зима, превозмогая обиду, обратилась к нему с вопросом:
- Старик, ты прожил жизнь, поэтому скажи: почему так? Сначала меня ждут - не дождутся, просят снега, радуются. А потом… Потом не могут дождаться моего ухода?
Я ли не красивая?
Я ли не старалась?
Укрывала снегом поля, прятала ваши недоделанные дела, прихорашивала уснувшие сады, вдохновляла поэтов и художников.
А теперь вот не нужна больше…
- Ох ты, Зимушко! - вздохнул дед. - Как тебе растолковать-то… Видишь ли, ты - женщина. И раскрасавица. И говоришь правильно, и все делала как надо.
Старик замолчал и не надолго задумался, в глазах мелькнула грусть.
- Так то оно так. Да в от только одна беда - тепла в тебе нет. А кому ты такая надолго нужна?
Снял дедуля шапку, махнул, как-то с досадой, и пошел в избу.
А зима натянула тучку на глаза и заплакала мелким дождиком.
"Почему люди ждут весну?"
Наконец-то солнышко пригрело по-весеннему.
Зиме пришлось поджимать ноги и подбирать свой подол. Она хмурилась и пускала скупую слезу капелью с крыш. Иногда злилась, швыряя в лица прохожих что-то между снегом и дождем. Но это были уже последние капризы...
В этот день солнца не было. Разбуженные им накануне маленькие ручейки пробивали свой путь среди снега и льда.
Дедуля с лопатой, тот, который вопрошал зиму о причине снегопада, в неизменной шапке с классическим отвисшим ухом, помогал ручьям найти дорогу.
Теперь Зима, превозмогая обиду, обратилась к нему с вопросом:
- Старик, ты прожил жизнь, поэтому скажи: почему так? Сначала меня ждут - не дождутся, просят снега, радуются. А потом… Потом не могут дождаться моего ухода?
Я ли не красивая?
Я ли не старалась?
Укрывала снегом поля, прятала ваши недоделанные дела, прихорашивала уснувшие сады, вдохновляла поэтов и художников.
А теперь вот не нужна больше…
- Ох ты, Зимушко! - вздохнул дед. - Как тебе растолковать-то… Видишь ли, ты - женщина. И раскрасавица. И говоришь правильно, и все делала как надо.
Старик замолчал и не надолго задумался, в глазах мелькнула грусть.
- Так то оно так. Да в от только одна беда - тепла в тебе нет. А кому ты такая надолго нужна?
Снял дедуля шапку, махнул, как-то с досадой, и пошел в избу.
А зима натянула тучку на глаза и заплакала мелким дождиком.
продовжуючи тему:
Аборт
Пришла как-то к старцу некая семейная пара.
— Отче, — говорит супруга, — я ожидаю ребенка, а у нас уж и так четверо детей; коли пятый родится — не проживём. Благословите сделать аборт.
— Вижу, живётся вам не просто, — отвечает старец, — что ж, благословляю вас убить своего ребёнка. Только убивайте старшую дочь, ей ведь уже пятнадцать лет: чай, пожила уже на свете, кое-что повидала, а тот кроха и лучика солнечного ещё не видел, несправедливым будет лишать его этой возможности.
В ужасе женщина закрыла лицо руками и зарыдала.
Аборт
Пришла как-то к старцу некая семейная пара.
— Отче, — говорит супруга, — я ожидаю ребенка, а у нас уж и так четверо детей; коли пятый родится — не проживём. Благословите сделать аборт.
— Вижу, живётся вам не просто, — отвечает старец, — что ж, благословляю вас убить своего ребёнка. Только убивайте старшую дочь, ей ведь уже пятнадцать лет: чай, пожила уже на свете, кое-что повидала, а тот кроха и лучика солнечного ещё не видел, несправедливым будет лишать его этой возможности.
В ужасе женщина закрыла лицо руками и зарыдала.
Xarakternuk сказав(ла):
Легенда о немой церкви
Епископ Кинешемский Василий (Преображенский) (1876-1945)
Есть старая легенда, наглядно показывающая нам, как бесплодны иногда бывают наши молитвы. Давным-давно жил один святой старец, который много молился и часто скорбел о грехах человеческих. И странным ему казалось, почему это так бывает, что люди в церковь ходят, Богу молятся, а живут все так же плохо, греха не убывает. «Господи, - думал он, - неужели не внемлешь Ты нашим молитвам? Вот люди постоянно молятся, чтобы жить им в мире и покаянии, и никак не могут. Неужели суетна их молитва?» Однажды с этими мыслями он погрузился в сон. И чудилось ему, будто светозарный Ангел, обняв крылом, поднял его высоко-высоко над землей… По мере того как поднимались они выше и выше, все слабее и слабее становились звуки, доносившиеся с поверхности земли. Не слышно было более человеческих голосов, затихли песни, крики, весь шум суетливой мирской жизни. Лишь порой долетали откуда-то гармоничные нежные звуки, как звуки далекой лютни.
- Что это? – спросил старец.
- Это святые молитвы, - ответил Ангел,- только они слышатся здесь!
- Но отчего так слабо звучат они? Отчего так мало этих звуков? Ведь сейчас весь народ молится в храме?
Ангел взглянул на него, и скорбно было лицо его.
- Ты хочешь знать? Смотри...
Далеко внизу виднелся большой храм. Чудесной силой раскрылись его своды, и старец мог видеть все, что делалось внутри.
Храм весь был полон народом. На клиросе виден был большой хор.
Священник в полном облачении стоял в алтаре. Шла служба! Какая служба – сказать было невозможно, ибо ни одного звука не было слышно. Видно было, как стоявший на левом клиросе дьячок что-то читал быстро-быстро, шлепая и перебирая губами, но слова туда, вверх, не долетали. На амвон медленно вышел громадного роста диакон, плавным жестом поправил свои пышные волосы, потом поднял орарь, широко раскрыл рот, и… ни звука!
На клиросе регент раздавал ноты: хор готовился петь. «Уж хор-то, наверно, услышу…» - подумал старец. Регент стукнул камертоном по колену, поднес его к уху, вытянул руки и дал знак начинать, но по-прежнему царила полная тишина.
Смотреть было удивительно странно: регент махал руками, притопывал ногой, басы краснели от натуги, тенора вытягивались на носках, высоко поднимая голову, рты у всех были открыты, но пения не было. «Что же это такое?» - подумал старец. Он перевел глаза на молящихся. Их было очень много, разных возрастов и положений: мужчины и женщины, старики и дети, купцы и простые крестьяне. Все они крестились, кланялись, многие что-то шептали, но ничего не было слышно.
Вся церковь была немая.
- Отчего это? – спросил старец.
- Спустимся, и ты увидишь и поймешь… - сказал Ангел.
Они медленно, никем не видимые спустились в самый храм. Нарядно одетая женщина стояла впереди всей толпы и, по-видимому, усердно молилась. Ангел приблизился к ней и тихо коснулся рукой… И вдруг старец увидал ее сердце и понял ее мысли.
«Ах, эта противная почтмейстерша! – думала она. – Опять в новой шляпе! Муж – пьяница, дети – оборванцы, а она форсит!.. Ишь выпялилась!..»
Рядом стоял купец в хорошей суконной поддевке и задумчиво смотрел на иконостас. Ангел коснулся его груди, и перед старцем сейчас же открылись его затаенные мысли: «…Экая досада! Продешевил… Товару такого теперь нипочем не купишь! Не иначе как тыщу потерял, а может, и полторы…»
Далее виднелся молодой крестьянский парень. Он почти не молился, а все время смотрел налево, где стояли женщины, краснел и переминался с ноги на ногу. Ангел прикоснулся к нему, и старец прочитал в его сердце: «Эх, и хороша Дуняша!.. Всем взяла: и лицом, и повадкой, и работой… Вот бы жену такую! Пойдет или нет?»
И многих касался Ангел, и у всех были подобные же мысли, пустые, праздные, житейские. Перед Богом стояли, но о Боге не думали. Только делали вид, что молились.
- Теперь ты понимаешь? – спросил Ангел. – Такие молитвы к нам не доходят. Оттого и кажется, что все они точно немые…
В эту минуту вдруг робкий детский голосок отчетливо проговорил:
- Господи! Ты благ и милостив. Спаси, помилуй, исцели бедную маму!
В уголке на коленях, прижавшись к стене, стоял маленький мальчик. В его глазах блестели слезы. Он молился за свою больную маму.
Ангел прикоснулся к его груди, и старец увидел детское сердце.
Там были скорбь и любовь.
- Вот молитвы, которые, которые слышны у нас! – сказал Ангел.
Таким образом, наши лицемерные, чисто внешние молитвы до Бога не доходят и плода не приносят.
добавлено через 2 минуты
«Всевышний не в рукотворных храмах живет и не нуждается в прислуживании рук человеческих».
«Вы, как живые камни, устраивайте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Господу Богу через Иисуса Христа»
Что такое ты?
Однажды царь Милинда спросил бхикшу Нагасену:
— Глаза — это ты? Нагасена, смеясь, ответил:
— Нет.
Царь Милинда настаивал:
— А уши — это ты? А нос — это ты?
— Нет!
— А язык — это ты?
— Нет!
— Но твоя личность пребывает в теле?
— Нет, материальное тело обладает лишь кажущимся бытием.
—Наверное, твоя истинная субстанция — разум?
— Тоже нет! Милинда разгневался:
— Раз зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, разум — всё это не ты, не является твоей истинной, существующей субстанцией, то где же ты пребываешь?
Бхикшу Нагасена улыбнулся и, в свою очередь, спросил:
— Окно — это дом?
Милинда разозлился, но через силу ответил:
— Нет!
— А двери — это дом?
— Нет.
— А кирпичи, черепица — это дом?
— Нет.
— Ну тогда, может быть, колонны и стены — это дом?
— Тоже нет!
Нагасена улыбнулся и сказал:
— Раз окна, двери, кирпичи, черепица, стены и колонны — это всё не дом, так где же пребывает дом?
Тут царь Милинда ощутил пробуждение и осознал единство причин, условий и следствий, понял, что они нераздельны и их нельзя рассматривать по отдельности. Дом становится домом благодаря сочетанию множества причин и условий, человек также становится человеком, когда наблюдается определённое единство причин и условий.
Однажды царь Милинда спросил бхикшу Нагасену:
— Глаза — это ты? Нагасена, смеясь, ответил:
— Нет.
Царь Милинда настаивал:
— А уши — это ты? А нос — это ты?
— Нет!
— А язык — это ты?
— Нет!
— Но твоя личность пребывает в теле?
— Нет, материальное тело обладает лишь кажущимся бытием.
—Наверное, твоя истинная субстанция — разум?
— Тоже нет! Милинда разгневался:
— Раз зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, разум — всё это не ты, не является твоей истинной, существующей субстанцией, то где же ты пребываешь?
Бхикшу Нагасена улыбнулся и, в свою очередь, спросил:
— Окно — это дом?
Милинда разозлился, но через силу ответил:
— Нет!
— А двери — это дом?
— Нет.
— А кирпичи, черепица — это дом?
— Нет.
— Ну тогда, может быть, колонны и стены — это дом?
— Тоже нет!
Нагасена улыбнулся и сказал:
— Раз окна, двери, кирпичи, черепица, стены и колонны — это всё не дом, так где же пребывает дом?
Тут царь Милинда ощутил пробуждение и осознал единство причин, условий и следствий, понял, что они нераздельны и их нельзя рассматривать по отдельности. Дом становится домом благодаря сочетанию множества причин и условий, человек также становится человеком, когда наблюдается определённое единство причин и условий.
БЕЗУМЕЦ
В саду при доме умалишенных мне случилось встретить одного юношу; восторженное изумление сказывалось в каждой черте его бледного красивого лица.
Я подсел к нему на скамью и спросил: – Почему ты оказался здесь?
Он поднял на меня удивленные глаза и проговорил:
Так и быть, я отвечу тебе, хотя такие вопросы не принято задавать. Дело в том, что отцу моему вздумалось во что бы то ни стало сделать из меня свое подобие; ту же мысль лелеял и мой дядюшка. Мать задалась целью создать из меня точную копию своего знаменитого отца. Сестра же твердила беспрестанно о своем муже-моряке и внушала, что мне во всем следует брать с него пример. А брат мой, так тот носился с мыслью, что я должен уподобиться ему, стать таким же великолепным атлетом.
И учителя мои тоже как сговорились: доктор философии, и учитель музыки, и логик докучали мне не меньше – каждому хотелось, чтобы я непременно стал отражением в зеркале именно его лица.
Потому-то я пришел сюда. Тут, по-моему, куда больше здравомыслия. Во всяком случае, здесь я могу быть самим собой.
Вдруг он резко повернулся ко мне и спросил:
– Скажи, а что тебя привело сюда, может тоже поучения и добрые советы?
– Нет, я просто посетитель, – ответил я. И тогда он проговорил:
– А, так, значит, ты из тех, что живут в сумасшедшем доме по ту сторону стены!
В саду при доме умалишенных мне случилось встретить одного юношу; восторженное изумление сказывалось в каждой черте его бледного красивого лица.
Я подсел к нему на скамью и спросил: – Почему ты оказался здесь?
Он поднял на меня удивленные глаза и проговорил:
Так и быть, я отвечу тебе, хотя такие вопросы не принято задавать. Дело в том, что отцу моему вздумалось во что бы то ни стало сделать из меня свое подобие; ту же мысль лелеял и мой дядюшка. Мать задалась целью создать из меня точную копию своего знаменитого отца. Сестра же твердила беспрестанно о своем муже-моряке и внушала, что мне во всем следует брать с него пример. А брат мой, так тот носился с мыслью, что я должен уподобиться ему, стать таким же великолепным атлетом.
И учителя мои тоже как сговорились: доктор философии, и учитель музыки, и логик докучали мне не меньше – каждому хотелось, чтобы я непременно стал отражением в зеркале именно его лица.
Потому-то я пришел сюда. Тут, по-моему, куда больше здравомыслия. Во всяком случае, здесь я могу быть самим собой.
Вдруг он резко повернулся ко мне и спросил:
– Скажи, а что тебя привело сюда, может тоже поучения и добрые советы?
– Нет, я просто посетитель, – ответил я. И тогда он проговорил:
– А, так, значит, ты из тех, что живут в сумасшедшем доме по ту сторону стены!
Следы на песке
Как-то раз одному человеку приснился сон. Ему снилось, будто он идёт песчаным берегом, а рядом с ним - Господь. На небе мелькали картины из его жизни, и после каждой из них он замечал на песке две цепочки следов: одну - от его ног, другую - от ног Господа.
Когда перед ним промелькнула последняя картина из его жизни, он оглянулся на следы на песке. И увидел, что часто вдоль его жизненного пути тянулась лишь одна цепочка следов. Заметил он также, что это были самые тяжёлые и несчастные времена в его жизни. Он сильно опечалился и стал спрашивать Господа:
- Не Ты ли говорил мне: если последую путём Твоим, Ты не оставишь меня. Но я заметил, что в самые трудные времена моей жизни лишь одна цепочка следов тянулась по песку. Почему же Ты покидал меня, когда я больше всего нуждался в Тебе?
Господь отвечал:
- Моё милое, милое дитя. Я люблю тебя и никогда тебя не покину. Когда были в твоей жизни горе и испытания, лишь одна цепочка следов тянулась по дороге. Потому что в те времена Я нёс тебя на руках.
добавлено через 30 секунд
Вставай!
Один ученик спросил своего наставника-суфия:
- Учитель, что бы ты сказал, если бы узнал о моём падении?
- Вставай!
- А на следующий раз?
- Снова вставай!
- И сколько это может продолжаться - всё падать и подниматься?
- Падай и поднимайся, покуда жив! Ведь те, кто упал и не поднялся, мертвы.
Как-то раз одному человеку приснился сон. Ему снилось, будто он идёт песчаным берегом, а рядом с ним - Господь. На небе мелькали картины из его жизни, и после каждой из них он замечал на песке две цепочки следов: одну - от его ног, другую - от ног Господа.
Когда перед ним промелькнула последняя картина из его жизни, он оглянулся на следы на песке. И увидел, что часто вдоль его жизненного пути тянулась лишь одна цепочка следов. Заметил он также, что это были самые тяжёлые и несчастные времена в его жизни. Он сильно опечалился и стал спрашивать Господа:
- Не Ты ли говорил мне: если последую путём Твоим, Ты не оставишь меня. Но я заметил, что в самые трудные времена моей жизни лишь одна цепочка следов тянулась по песку. Почему же Ты покидал меня, когда я больше всего нуждался в Тебе?
Господь отвечал:
- Моё милое, милое дитя. Я люблю тебя и никогда тебя не покину. Когда были в твоей жизни горе и испытания, лишь одна цепочка следов тянулась по дороге. Потому что в те времена Я нёс тебя на руках.
добавлено через 30 секунд
Вставай!
Один ученик спросил своего наставника-суфия:
- Учитель, что бы ты сказал, если бы узнал о моём падении?
- Вставай!
- А на следующий раз?
- Снова вставай!
- И сколько это может продолжаться - всё падать и подниматься?
- Падай и поднимайся, покуда жив! Ведь те, кто упал и не поднялся, мертвы.
Самое главное
Жил-был царь, и мучили его всю жизнь три вопроса: какая самая главная пора, кто самый главный человек, какое самое главное дело?
Думал царь: "Знай я ответ на три эти вопроса - весь мир покорю, всё, что ни пожелается, свершу, и станет народ за великого мудреца меня почитать".
Несметное множество людей прошло перед царём, целый сонм учёных мужей, но никто на вопросы эти так и не ответил. Дошли раз до царя слухи, что живёт в отдалении отшельник некий и славен он мудростью. Велел царь оседлать ему коня и поскакал сам отшельника разыскивать. Едет он чащей лесной и видит: стоит лачужка, а подле неё старичок дряхлый землю мотыжит. Едва с ног от усталости не валится, но мотыги не выпускает. Соскочил царь наземь, подошёл, поклонился старцу.
- Приехал я к тебе, чтоб ответ на три своих вопроса получить. Какая самая главная пора? Кто самый главный человек? Какое самое главное дело?
Выслушал его отшельник, ничего не сказал в ответ, знай себе землю копает.
- Ты, должно быть, устал, дай помогу тебе, - предложил царь.
Взял у отшельника мотыгу и принялся работать. Потом опять свои три вопроса повторил. И на этот раз не ответил отшельник, лишь сказал, чтоб мотыгу вернул. Но царь его и слушать не хочет, мотыги не отдаёт, сам решил дело до конца довести.
Вдруг видит: идёт навстречу человек, лицо всё изранено, кровью залито. Остановил его царь, добрым словом утешил, сходил к ручью, принёс воды, обмыл раны, перевязал. Попросил раненый пить - царь его напоил. Потом отвёл в лачугу, в постель уложил. Да и сам ко сну собираться стал - уже вечер опустился.
Поутру снова к отшельнику пошёл. Смотрит - тот семена сажает в почву, что вчера взрыхлил.
- Мудрый отшельник, - взмолился царь, - неужто так и не ответишь на мои вопросы?
- Полно тебе, - молвил тот, - ты на них уже сам ответил.
- И слыхом никаких ответов не слыхивал, - изумился царь.
- Ты, видя мою старость и немощь, сжалился надо мной и вызвался помочь. Не останься ты вчера здесь, убили бы тебя разбойники на дороге, те, что путнику лицо изувечили.
Царь от изумления слова вымолвить не может, а отшельник дальше речь ведёт:
- Самая главная пора та, когда ты копал землю, помогал мне. Самый главный в ту пору человек - я, а твоя помощь - самое главное дело. Пришёл раненый - и самым главным стал он, и самым главным делом оказалась твоя помощь ему.
Мало-помалу разумел царь смысл слов отшельника.
- Помни же, - сказал отшельник на прощание, - самая главная пора - сегодня, самый главный человек - тот, кто рядом в эту пору. А самое главное дело - вершить добро для того, кто рядом, потому что именно для этого мы и рождены.
Замолчал отшельник, принялся семена сеять, а царь вскочил на коня да во дворец поскакал. На всю жизнь напутствие отшельника ему запомнилось, и слава о великодушии и справедливости того царя разнеслась по всему свету.
Жил-был царь, и мучили его всю жизнь три вопроса: какая самая главная пора, кто самый главный человек, какое самое главное дело?
Думал царь: "Знай я ответ на три эти вопроса - весь мир покорю, всё, что ни пожелается, свершу, и станет народ за великого мудреца меня почитать".
Несметное множество людей прошло перед царём, целый сонм учёных мужей, но никто на вопросы эти так и не ответил. Дошли раз до царя слухи, что живёт в отдалении отшельник некий и славен он мудростью. Велел царь оседлать ему коня и поскакал сам отшельника разыскивать. Едет он чащей лесной и видит: стоит лачужка, а подле неё старичок дряхлый землю мотыжит. Едва с ног от усталости не валится, но мотыги не выпускает. Соскочил царь наземь, подошёл, поклонился старцу.
- Приехал я к тебе, чтоб ответ на три своих вопроса получить. Какая самая главная пора? Кто самый главный человек? Какое самое главное дело?
Выслушал его отшельник, ничего не сказал в ответ, знай себе землю копает.
- Ты, должно быть, устал, дай помогу тебе, - предложил царь.
Взял у отшельника мотыгу и принялся работать. Потом опять свои три вопроса повторил. И на этот раз не ответил отшельник, лишь сказал, чтоб мотыгу вернул. Но царь его и слушать не хочет, мотыги не отдаёт, сам решил дело до конца довести.
Вдруг видит: идёт навстречу человек, лицо всё изранено, кровью залито. Остановил его царь, добрым словом утешил, сходил к ручью, принёс воды, обмыл раны, перевязал. Попросил раненый пить - царь его напоил. Потом отвёл в лачугу, в постель уложил. Да и сам ко сну собираться стал - уже вечер опустился.
Поутру снова к отшельнику пошёл. Смотрит - тот семена сажает в почву, что вчера взрыхлил.
- Мудрый отшельник, - взмолился царь, - неужто так и не ответишь на мои вопросы?
- Полно тебе, - молвил тот, - ты на них уже сам ответил.
- И слыхом никаких ответов не слыхивал, - изумился царь.
- Ты, видя мою старость и немощь, сжалился надо мной и вызвался помочь. Не останься ты вчера здесь, убили бы тебя разбойники на дороге, те, что путнику лицо изувечили.
Царь от изумления слова вымолвить не может, а отшельник дальше речь ведёт:
- Самая главная пора та, когда ты копал землю, помогал мне. Самый главный в ту пору человек - я, а твоя помощь - самое главное дело. Пришёл раненый - и самым главным стал он, и самым главным делом оказалась твоя помощь ему.
Мало-помалу разумел царь смысл слов отшельника.
- Помни же, - сказал отшельник на прощание, - самая главная пора - сегодня, самый главный человек - тот, кто рядом в эту пору. А самое главное дело - вершить добро для того, кто рядом, потому что именно для этого мы и рождены.
Замолчал отшельник, принялся семена сеять, а царь вскочил на коня да во дворец поскакал. На всю жизнь напутствие отшельника ему запомнилось, и слава о великодушии и справедливости того царя разнеслась по всему свету.
Знахарь
Користувач
- Реєстрація
- 28.03.07
- Повідомлення
- 1 062
- Репутація
- 20
"Каждый человек на нашей планете похож на маленькую шестеренку со своим уникальным рисунком зубцов и зубчиков. Он крутится в огромном механизме жизни, пытаясь быть полезным, пытаясь принимать участие в процессе движения сложнейшего механизма космоса под названием Жизнь.
Некоторые шестеренки крутятся вхолостую, не соприкасаясь ни с чем. Некоторые - пытаются зацепить другую шестеренку, чтобы привести ее в движение, которое будет зеркальным отражением его собственного. Но все шестеренки имеют разный узор зубчиков, и мало того - некоторые вращаются в разном направлении и под разными углами.
Мужчина и Женщина, встречаясь, подобны шестеренкам. Они ОБА хотят вращаться синхронно друг другу, но сразу это не получается. Они откалывают друг от друга лишние зубцы, оставляют углубления и осколки своих зубцов в другой шестеренки. Пытаясь сделать ее рисунок похожим на свой они не понимают, что их собственный рисунок ТОЖЕ необратимо меняется. И чем больше они трутся друг об друга, тем более синхронным и правильным становится их движение. Оно не всегда такое, каким они его хотели сделать в начале... оно становится еще лучше, еще чище и правильнее. О чем шестеренки и не догадывались в самом начале.
Через какое-то время их движения полностью идентичны друг другу, с точностью до зеркального отражения... Они становятся идеальной счастливой парой, сумевшей выдержать боль "притирки" друг к другу.
Некоторые шестеренки не выдерживают такого испытания и расстаются... Но рисунок уже изменен... Вкрапления и углубления от чужих зубцов, останутся в их телах навечно, пока они крутятся... И встретив на своем пути следующую шестеренку им будет все сложнее и сложнее притереться друг к другу. В конечном счете может наступить момент когда это станет невозможным."
Некоторые шестеренки крутятся вхолостую, не соприкасаясь ни с чем. Некоторые - пытаются зацепить другую шестеренку, чтобы привести ее в движение, которое будет зеркальным отражением его собственного. Но все шестеренки имеют разный узор зубчиков, и мало того - некоторые вращаются в разном направлении и под разными углами.
Мужчина и Женщина, встречаясь, подобны шестеренкам. Они ОБА хотят вращаться синхронно друг другу, но сразу это не получается. Они откалывают друг от друга лишние зубцы, оставляют углубления и осколки своих зубцов в другой шестеренки. Пытаясь сделать ее рисунок похожим на свой они не понимают, что их собственный рисунок ТОЖЕ необратимо меняется. И чем больше они трутся друг об друга, тем более синхронным и правильным становится их движение. Оно не всегда такое, каким они его хотели сделать в начале... оно становится еще лучше, еще чище и правильнее. О чем шестеренки и не догадывались в самом начале.
Через какое-то время их движения полностью идентичны друг другу, с точностью до зеркального отражения... Они становятся идеальной счастливой парой, сумевшей выдержать боль "притирки" друг к другу.
Некоторые шестеренки не выдерживают такого испытания и расстаются... Но рисунок уже изменен... Вкрапления и углубления от чужих зубцов, останутся в их телах навечно, пока они крутятся... И встретив на своем пути следующую шестеренку им будет все сложнее и сложнее притереться друг к другу. В конечном счете может наступить момент когда это станет невозможным."
Оповідання про українську мову
Було це давно, ще за старої Австрії, в далекому 1916 році.
У купе першого класу швидкого поїзда Львів-Відень їхали англієць, німець, італієць. Четвертим був відомий львівський юрист Богдан Костів. Балачки велись навколо різних тем. Нарешті заговорили про мови - чия краща, чия багатша і котрій з них належить світове майбутнє. Звісно, кожен почав вихваляти свою мову. Першим заговорив англієць:
Англія - це країна великих завойовників і мореходів, які славу англійської мови рознесли по всьому світі. Англійська мова - мова Шекспіра, Байрона. Діккенса та інших великих літераторів та вчених. Отже, англійській мові належить світове майбутнє.
- Ні в якім разі. - гордовито заявив німець. - Німецька мова - це мова двох великих імперій Великонімеччини і Австрії, які займають пів Європи. Це мова філософії, техніки, армії, медицини, мова Шіллера, Регеля. Канта, Вегнера, Гейне. 1 тому безперечно,.німецька мова має світове значення. Італієць усміхнувся і тихо промовив:
- Панове,' ви обидва неправі. Італійська мова - це мова сонячної Італії, мова музики і кохання, а про кохання мріє кожен. Мелодійною італійською мовою написані кращі твори епохи відродження, твори Дайте. Бокаччо, Петрарки, лібретто знаменитих опер. Верді, Пуччіні, Россіні, Доніцетті та інших великих італійців. Тому італійській мові належить бути провідною в світі. Українець довго думав, нарешті промовив:
- Я не вірю в світову мову. Хто домагався цього, потім був гірко розчарований. Йдеться про те, яке місце відводиться моїй українській мові поміж ваших народів. Я також міг би сказати, що моя рідна мова - це мова незрівнянного сміхотворця Котляревського, мова геніального поета Тараса Шевченка. До пророчих звучань Шевченкової поезії досі ніхто у світі не піднявся. Це лірична мова кращої з кращих поетес світу - Лесі Українки, мова нашого філософа мислителя Івана Франка, який вільно володів 14 мовами, в тому числі нахваленими тут. проте рідною, а отже, найбільш дорогою, вважав-у-країи-Соку.
На нашій мові звучить понад 300 тисяч народних пісень, тобто більше, як у вас всіх разом узятих ... Я можу назвати ще багато славних імен свого народу, проте по вашому шляху я непіду. Ви ж по суті нічогоо не сказали про багатство й можливості ваших мов. Чи могли би ви, скажіть, на своїх мовах написати невелике оповідання, в якому б усі слова починалися з однакової буки?
Ні, ні. ні! Це неможливо, - відповіли англієць, німець, італієць.
Ось на ваших мовах це неможливо, а нашою це зовсім просто. Назвіть якусь букву, звернувся він до німця.
Хай буде буква "П", сказав той.
Добре. Оповідання буде називатись
ПЕРШИЙ ПОЦІЛУНОК
Популярному перемишльському поету Павлу Петровичу Подільчаку прийшло поштою приємне повідомлення:
"Приїздіть Павле Петровичу, писав поважний правитель Підгорецького повіту Полікарп Пантелеймонович Паскевич, - погостюєте, повеселитесь". Павло Петрович поспішив, прибувши першим поїздом. Підгорецький палац Паскевичів привітно прийняв приїзджого поета. Потім під'їхали поважні персони - приятелі Паскевичів... Посадили Павла Петровича поряд панночки - премилої Поліни Полікарпівни.
Поговорили про політику, погоду. Павло Петрович прочитав підібрані пречудові поезії. Поліна Полікарпівна пограла прекрасні полонези Понятовського, прелюдії Пуччіні. Поспівали пісень, потанцювали падеспан. польку. Прийшла пора -попросили пообідати. Поставили повні підноси пляшок: Портвейну, Плиски. Пшеничної, підігрітого пуншу, пива, принесли печені поросята, приправлені перцем, півники, пахучі паляниці, печінковий паштет, пухкі пампушки підпечеричною підливою, п-ироги, підсмажені пляцки. Потім подали пресолодкі пряники, персикове повидло, помаранчі, повні порцелянові полумиски полуниць, порічок. Почувши приємну повноту, Павло Петрович подумав про панночку. Поліна Полікарпівна попросила прогулятись по Підгорецькому парку, помилуватись природою, послухати пташині переспіви. Пропозиція повністю підійшла прихмілілому поету. Походили, погуляли ... Порослий папороттю придавній парк подарував приємну прохолоду. Повітря п'янило принадними пахощами.
Побродивши по парку, пара присіла під пророслим плющем платаном.
Посиділи, помріяли, позітхали, пошепталися, пригорнулися. Почувсь перший поцілунок: прощай, парубоче привілля, пора поету приймакувати.
В купе зааплодували, і всі визнали: милозвучна, багата українська мова буде жити вічно поміж інших мов світу.
Зазнайкуватий німець ніяк не міг визнати свого програшу. - Ну. а коли б я назвав іншу букву? - заявив він - Ну. наприклад, букву "С". Я на своїй мові можу створити не лише оповідання, а навіть вірш, де всі слова починаються на "С", до того ж будуть передавати стан природи, наприклад, свист зимового, вітру в саду. Якщо ваша ласка, прошу послухати.
САМОТНІЙ САД.
Сипле, стелить сад самотній.
Сірий смуток, срібний сніг.
Сумно стогне сонний струмінь
Серце слуха скорбний сміх.
Серед саду страх сіріє.
Сад солодкий спокій спить.
Сонно сипляться сніжинки.
Струмінь стомлено сичить.
Стихли струни, стихли співи,
Срібні співи серенад,
Срібно стеляться сніжинки -
Спить самотній сад.
Геніально! Незрівнянно! - вигукнули англієць та італієць. Потім усі замовкли. Говорити не було потреби.
Було це давно, ще за старої Австрії, в далекому 1916 році.
У купе першого класу швидкого поїзда Львів-Відень їхали англієць, німець, італієць. Четвертим був відомий львівський юрист Богдан Костів. Балачки велись навколо різних тем. Нарешті заговорили про мови - чия краща, чия багатша і котрій з них належить світове майбутнє. Звісно, кожен почав вихваляти свою мову. Першим заговорив англієць:
Англія - це країна великих завойовників і мореходів, які славу англійської мови рознесли по всьому світі. Англійська мова - мова Шекспіра, Байрона. Діккенса та інших великих літераторів та вчених. Отже, англійській мові належить світове майбутнє.
- Ні в якім разі. - гордовито заявив німець. - Німецька мова - це мова двох великих імперій Великонімеччини і Австрії, які займають пів Європи. Це мова філософії, техніки, армії, медицини, мова Шіллера, Регеля. Канта, Вегнера, Гейне. 1 тому безперечно,.німецька мова має світове значення. Італієць усміхнувся і тихо промовив:
- Панове,' ви обидва неправі. Італійська мова - це мова сонячної Італії, мова музики і кохання, а про кохання мріє кожен. Мелодійною італійською мовою написані кращі твори епохи відродження, твори Дайте. Бокаччо, Петрарки, лібретто знаменитих опер. Верді, Пуччіні, Россіні, Доніцетті та інших великих італійців. Тому італійській мові належить бути провідною в світі. Українець довго думав, нарешті промовив:
- Я не вірю в світову мову. Хто домагався цього, потім був гірко розчарований. Йдеться про те, яке місце відводиться моїй українській мові поміж ваших народів. Я також міг би сказати, що моя рідна мова - це мова незрівнянного сміхотворця Котляревського, мова геніального поета Тараса Шевченка. До пророчих звучань Шевченкової поезії досі ніхто у світі не піднявся. Це лірична мова кращої з кращих поетес світу - Лесі Українки, мова нашого філософа мислителя Івана Франка, який вільно володів 14 мовами, в тому числі нахваленими тут. проте рідною, а отже, найбільш дорогою, вважав-у-країи-Соку.
На нашій мові звучить понад 300 тисяч народних пісень, тобто більше, як у вас всіх разом узятих ... Я можу назвати ще багато славних імен свого народу, проте по вашому шляху я непіду. Ви ж по суті нічогоо не сказали про багатство й можливості ваших мов. Чи могли би ви, скажіть, на своїх мовах написати невелике оповідання, в якому б усі слова починалися з однакової буки?
Ні, ні. ні! Це неможливо, - відповіли англієць, німець, італієць.
Ось на ваших мовах це неможливо, а нашою це зовсім просто. Назвіть якусь букву, звернувся він до німця.
Хай буде буква "П", сказав той.
Добре. Оповідання буде називатись
ПЕРШИЙ ПОЦІЛУНОК
Популярному перемишльському поету Павлу Петровичу Подільчаку прийшло поштою приємне повідомлення:
"Приїздіть Павле Петровичу, писав поважний правитель Підгорецького повіту Полікарп Пантелеймонович Паскевич, - погостюєте, повеселитесь". Павло Петрович поспішив, прибувши першим поїздом. Підгорецький палац Паскевичів привітно прийняв приїзджого поета. Потім під'їхали поважні персони - приятелі Паскевичів... Посадили Павла Петровича поряд панночки - премилої Поліни Полікарпівни.
Поговорили про політику, погоду. Павло Петрович прочитав підібрані пречудові поезії. Поліна Полікарпівна пограла прекрасні полонези Понятовського, прелюдії Пуччіні. Поспівали пісень, потанцювали падеспан. польку. Прийшла пора -попросили пообідати. Поставили повні підноси пляшок: Портвейну, Плиски. Пшеничної, підігрітого пуншу, пива, принесли печені поросята, приправлені перцем, півники, пахучі паляниці, печінковий паштет, пухкі пампушки підпечеричною підливою, п-ироги, підсмажені пляцки. Потім подали пресолодкі пряники, персикове повидло, помаранчі, повні порцелянові полумиски полуниць, порічок. Почувши приємну повноту, Павло Петрович подумав про панночку. Поліна Полікарпівна попросила прогулятись по Підгорецькому парку, помилуватись природою, послухати пташині переспіви. Пропозиція повністю підійшла прихмілілому поету. Походили, погуляли ... Порослий папороттю придавній парк подарував приємну прохолоду. Повітря п'янило принадними пахощами.
Побродивши по парку, пара присіла під пророслим плющем платаном.
Посиділи, помріяли, позітхали, пошепталися, пригорнулися. Почувсь перший поцілунок: прощай, парубоче привілля, пора поету приймакувати.
В купе зааплодували, і всі визнали: милозвучна, багата українська мова буде жити вічно поміж інших мов світу.
Зазнайкуватий німець ніяк не міг визнати свого програшу. - Ну. а коли б я назвав іншу букву? - заявив він - Ну. наприклад, букву "С". Я на своїй мові можу створити не лише оповідання, а навіть вірш, де всі слова починаються на "С", до того ж будуть передавати стан природи, наприклад, свист зимового, вітру в саду. Якщо ваша ласка, прошу послухати.
САМОТНІЙ САД.
Сипле, стелить сад самотній.
Сірий смуток, срібний сніг.
Сумно стогне сонний струмінь
Серце слуха скорбний сміх.
Серед саду страх сіріє.
Сад солодкий спокій спить.
Сонно сипляться сніжинки.
Струмінь стомлено сичить.
Стихли струни, стихли співи,
Срібні співи серенад,
Срібно стеляться сніжинки -
Спить самотній сад.
Геніально! Незрівнянно! - вигукнули англієць та італієць. Потім усі замовкли. Говорити не було потреби.
Как-то раз, отправившись в Люблин к Хозе-провидцу, ребе Давид из Лелова по пути остановился у своего друга, которого должен был взять с собой. Тот жил очень бедно, но всё-таки попросил жену приготовить ужин для гостя.
Женщина растерялась. Всё, что у неё было, - это немного муки - ни щепотки соли, ни капли масла. Тем не менее, она пошла в лес, собрала хворост для печки, затем замесила муку с водой и наварила на ужин клёцок.
Уже вернувшись из Люблина, ребе Давид рассказал своей жене о путешествии и среди прочего сказал:
- Когда я ужинал у друга перед совместной нашей поездкой, его жена приготовила необычайное лакомство. Такое было ощущение, будто она приправила это блюдо специями из Ган Эден (Сада Эдемского). Никогда не ел ничего подобного!
Зная о мистическом складе ума своего мужа и о том, как трудно произвести на него впечатление явлениями этого мира, жена ребе поняла, что ему довелось попробовать действительно редкостное угощение, и при случае не преминула о нём вспомнить, чтобы выведать рецепт.
- Какой рецепт? - удивилась жена друга ребе. - Это была мука с водой.
- Нет, нет, мой Давид сказал, что вкус был такой, словно ты приправила пищу специями из Ган Эден!
Внезапно глаза той женщины округлились от осенившей её догадки.
- Гут ин химел (Господь небесный) - воскликнула она. - Собирая хворост для печи, я молилась, говоря: "Рмбоно шёл Олам (Господин вселенной), мне нечем почтить ребе Давида, но у Тебя, ха-Шем, у Тебя есть Эдемский Сад. Пожалуйста, если можно, добавь немного специй в мои клёцки, чтобы они понравились нашему гостю". Похоже, ха-Шем услышал мою молитву
Комментарий Рами Шапиро
Что есть у тебя, чтобы почтить другого человека? Ум? Сердце? Мастерство? Всё это даровано тебе Богом. Истоки всех твоих мыслей и идей можно найти в работах учителей и мудрецов прошлого. Твои чувства в действительности тебе не принадлежат - нельзя оставить при себе приятные эмоции, а неприятные отбросить. Дела твоих рук суть результат того, что кто-то обучал тебя и наставлял. Всё, что у тебя есть, и всё, что ты собой представляешь, пришло к тебе благодаря усилиям других людей; в конечном итоге всё это - плоды Божьей благодати. Воистину, без Его даров ты - ничто.
Осознав это, человек понимает, что он сам ничего не может дать окружающим и потому вынужден во всём полагаться на Бога: "Рибоно шел Олам, я ничто без Тебя и Твоих даров. Не в моих силах почтить как должно другого человека, и потому я обращаюсь к Тебе. Давай благодать людям через меня, я буду рад возможности служить им". Кто возносит такую молитву от всего сердца, тот воистину вкусит яств Сада Эдемского.
Женщина растерялась. Всё, что у неё было, - это немного муки - ни щепотки соли, ни капли масла. Тем не менее, она пошла в лес, собрала хворост для печки, затем замесила муку с водой и наварила на ужин клёцок.
Уже вернувшись из Люблина, ребе Давид рассказал своей жене о путешествии и среди прочего сказал:
- Когда я ужинал у друга перед совместной нашей поездкой, его жена приготовила необычайное лакомство. Такое было ощущение, будто она приправила это блюдо специями из Ган Эден (Сада Эдемского). Никогда не ел ничего подобного!
Зная о мистическом складе ума своего мужа и о том, как трудно произвести на него впечатление явлениями этого мира, жена ребе поняла, что ему довелось попробовать действительно редкостное угощение, и при случае не преминула о нём вспомнить, чтобы выведать рецепт.
- Какой рецепт? - удивилась жена друга ребе. - Это была мука с водой.
- Нет, нет, мой Давид сказал, что вкус был такой, словно ты приправила пищу специями из Ган Эден!
Внезапно глаза той женщины округлились от осенившей её догадки.
- Гут ин химел (Господь небесный) - воскликнула она. - Собирая хворост для печи, я молилась, говоря: "Рмбоно шёл Олам (Господин вселенной), мне нечем почтить ребе Давида, но у Тебя, ха-Шем, у Тебя есть Эдемский Сад. Пожалуйста, если можно, добавь немного специй в мои клёцки, чтобы они понравились нашему гостю". Похоже, ха-Шем услышал мою молитву
Комментарий Рами Шапиро
Что есть у тебя, чтобы почтить другого человека? Ум? Сердце? Мастерство? Всё это даровано тебе Богом. Истоки всех твоих мыслей и идей можно найти в работах учителей и мудрецов прошлого. Твои чувства в действительности тебе не принадлежат - нельзя оставить при себе приятные эмоции, а неприятные отбросить. Дела твоих рук суть результат того, что кто-то обучал тебя и наставлял. Всё, что у тебя есть, и всё, что ты собой представляешь, пришло к тебе благодаря усилиям других людей; в конечном итоге всё это - плоды Божьей благодати. Воистину, без Его даров ты - ничто.
Осознав это, человек понимает, что он сам ничего не может дать окружающим и потому вынужден во всём полагаться на Бога: "Рибоно шел Олам, я ничто без Тебя и Твоих даров. Не в моих силах почтить как должно другого человека, и потому я обращаюсь к Тебе. Давай благодать людям через меня, я буду рад возможности служить им". Кто возносит такую молитву от всего сердца, тот воистину вкусит яств Сада Эдемского.
Кошелек с золотыми монетами
Нищий, гуляя по рынку, нашел кожаный кошелек. Открыв его, он обнаружил, что в нем содержалось сто золотых монет.
В этот момент нищий услышал крик человека в торговых рядах:
— Награда! Награда ждет того, кто найдет мой кожаный кошелек!
Будучи честным человеком, нищий подошел к потерявшему кошелек и отдал ему свою находку.
— Вот ваш кошелек. Я могу теперь получить награду?
— Награду? — усмехнулся торговец, жадно считая золото. — В кошельке, который я обронил, было двести монет золота. Ты уже украл больше чем награда. Уйди или я позову полицию!
— Я — честный человек, — сказал нищий вызывающе. — Позвольте нам решить этот вопрос у судьи.
Судья терпеливо выслушал обе стороны и сказал:
— Я верю вам обоим. Правосудие возможно! Торговец, вы заявили, что, когда вы обронили кошелек, в нем содержалось двести монет золота. Хорошо, это — значительная сумма. Но, кошелек, который этот нищий нашел, имел только сто монет золота. Поэтому, это не мог быть тот, который вы потеряли.
И, с этими словами, судья отдал кошелек и все золото нищему.
Нищий, гуляя по рынку, нашел кожаный кошелек. Открыв его, он обнаружил, что в нем содержалось сто золотых монет.
В этот момент нищий услышал крик человека в торговых рядах:
— Награда! Награда ждет того, кто найдет мой кожаный кошелек!
Будучи честным человеком, нищий подошел к потерявшему кошелек и отдал ему свою находку.
— Вот ваш кошелек. Я могу теперь получить награду?
— Награду? — усмехнулся торговец, жадно считая золото. — В кошельке, который я обронил, было двести монет золота. Ты уже украл больше чем награда. Уйди или я позову полицию!
— Я — честный человек, — сказал нищий вызывающе. — Позвольте нам решить этот вопрос у судьи.
Судья терпеливо выслушал обе стороны и сказал:
— Я верю вам обоим. Правосудие возможно! Торговец, вы заявили, что, когда вы обронили кошелек, в нем содержалось двести монет золота. Хорошо, это — значительная сумма. Но, кошелек, который этот нищий нашел, имел только сто монет золота. Поэтому, это не мог быть тот, который вы потеряли.
И, с этими словами, судья отдал кошелек и все золото нищему.
…Заболел император. Ужаснулась свита, обрадовалась свита. Недуг приковал его к постели. Лекари стали его лечить. День ото дня они пытались что-то сделать, но лучше не становилось!
Проходили дни, проходили месяцы, проходили годы, а он как лежал парализованный, так и лежит. Столько государств он покорил, какие народы поставил на колени' Завоевав полмира, он оказался бессильным перед болезнью. Однажды от беспомощности он пришел в ярость:
– Всем лекарям, которые не смогли меня вылечить, отрубите головы и сложите их на городской стене.
Прошло время. И километры стен побелели от иссушенных черепов ученых мужей. Однажды император позвал своего главного визиря;
– Визирь! Где твои лекари?
– О, мой повелитель! Их больше нет. Вы же сами приказали казнить их.
– Неужели не осталось ни одного?
– Да. Не осталось ни одного достойного Вашего взора врача во всем государстве.
– Так им и надо…
И опять потянулись долгие безрадостные дни. Однажды император снова спросил:
– Визирь, помнишь, ты сказал, что не осталось лекаря, достойного моего взора? Объясни, что это значит.
– Мой повелитель, в нашем государстве остался один-единственный лекарь. Он живет тут неподалеку.
– Он умеет лечить?
– Да, умеет. Я был у него тогда, но он такой невоспитанный, некультурный, он такой грубиян! Как рот откроет, так слышна отборная брань. А недавно он сказал, что знает секрет лечения самого императора.
– Тогда почему ты мне не сказал?!
– Но если я его приведу, Вы, мой повелитель, меня казните за его поведение.
– Обещаю, что не сделаю этого. Приведи его сюда! Через некоторое время визирь привел лекаря.
– Говорят, ты умеешь лечить? В ответ молчание.
– Почему молчишь? Отвечай! – приказал император.
– Мой повелитель, я запретил ему открывать рот, – сказал визирь.
– Говори, разрешаю! Что? Неужели твоих способностей хватит, чтобы меня вылечить?!
– Не твое собачье дело! Ты можешь усомниться в моих способностях по управлению государством, потому что ты – царь. Но почему ты своим государственным умом лезешь в медицину? Как ты можешь разбираться там? Ты велик в своей работе, но в медицине ты ничем не лучше сапожника.
– Стража!! – яростно заревел император. – Отрубите ему голову… Нет… Сначала посадите на кол, потом облейте кипящим маслом, а потом разрубите на мелкие кусочки.
За всю жизнь никто ни разу не осмелился даже намеком допустить что-то, выходящее за рамки дворцового этикета, и тем более так отвечать самому императору!
Стража схватила лекаря, заломила ему руки и потащила к выходу, а он, глядя через плечо, с издевкой сказал:
– Эй! Я твоя последняя надежда! Ты можешь меня убить, но кроме меня не осталось никого, кто смог бы тебя вылечить. А я могу сегодня же поставить тебя на ноги.
Император сразу остыл:
– Визирь! Возврати его. Лекаря вернули.
– Начинай лечить. Ты сказал, что сегодня же поставишь меня на ноги.
– Но сначала ты должен принять три моих условия, только после этого я приступлю к лечению.
Подавив очередной приступ ярости в себе, сжав от злости зубы, император процедил:
– Говори!
– Прикажи, чтобы перед воротами дворца поставили самого быстроного в твоем государстве скакуна и небольшой мешочек золота…
– Зачем?
– Это подарок, я очень люблю коней.
– Если ты меня вылечишь, я подарю тебе табун из сорока лошадей, нагруженных мешками с золотом.
– А это потом, потом… Следом отправишь. Второе мое условие, чтобы во время лечения никого не осталось во дворце.
– А это еще зачем?!
– Во время лечения тебе может быть больно, ты будешь кричать, чтобы никто не видел тебя слабым.
– Хорошо. Что еще?
– Третье, чтобы твои слуги под страхом смерти не приходили на зов и только через час приступили к исполнению твоих приказаний.
– Объясни!
– Они могут помешать мне, и лечение не будет доведено до конца.
Император принял условия лекаря и велел всем уйти из дворца. Они остались вдвоем.
– Начинай!
– Что начинать, старый ты осел? Кто тебе сказал, что я умею лечить? Ты попался в мою ловушку. У меня есть час времени. Я так давно ждал подходящего момента, чтобы наказать тебя, кровосос ты поганый! У меня есть три давние мечты, три заветных желания. Первое – это плюнуть на твою королевскую морду!
И лекарь от всей души, смачно плюнул императору в лицо. Побелел повелитель от негодования и беспомощности, понимая, в какой ситуации оказался. Он начал шевелить головой, чтобы как-то противостоять такому неслыханному изощренному хамству!
– Ах, ты гнилое бревно, старый вонючий кобель, ты еще шевелишься?! Тьфу на тебя еще раз! Вторая моя мечта была… О-о-о! Как давно я хотел пописать на твою императорскую рожу!
И он начал осуществление второго заветного желания.
– Стража!! Ко мне!! – взревел император, но захлебнулся мочой. Он стал отворачивать голову от струи, начал тянуться плечами, чтобы зубами вцепиться в ноги своего оскорбителя. Стража слышала зов повелителя, но не посмела нарушить его приказание,
– Ах ты, дохлая скотина, – сказал лекарь и пнул его ногой.
Император получил удар и почувствовал боль. Он вдруг вспомнил, что рядом у подушки оружейная стойка. Сейчас он схватит свой кинжал и полоснет по его ногам. Движимый единственным желанием наказать оскорбителя, он начал тянуться к стойке.
– Ты, оказывается, еще можешь шевелиться? – презрительно заметил лекарь. – Третья моя мечта…
Но когда император услышал тре-е-етью мечту этого самозванца, он заревел, как раненый зверь, заскрежетал зубами! Титаническим усилием он сдвинулся с места, сполз с ложа и, упираясь локтями в пол, извиваясь, стал подтягиваться к оружейной стойке».
– Зарублю, – рычал император, – сам, лично разрежу на мелкие кусочки!!!
Поднявшись на ватных ногах, держась за стены, он смог добраться до стойки. Дрожащими руками вытащил меч и когда повернулся назад, никого во дворце не было… Он еле доплелся до крыльца.
Ах, как он пожалел, что попался в ловушку этого подлеца и отдал ему самого быстроногого скакуна. Поняв всю безысходность своего состояния, с трудом подошел к первому попавшемуся коню, попытался подняться в седло. Но силы не те! Силы не те! Он зубами схватился за гриву, подтянулся на слабых руках и сел в седло.
Проснулся дух великого воина, проснулся дух великого повелителя, проснулся дух великого полководца.
– Где он? – закричал император стоящим неподалеку слугам.
Но те, боясь произнести хоть слово, кивком головы указали на дорогу, по которой ускакал беглец.
Император пустился в погоню. С каждой минутой он чувствовал, как сил становится больше и больше. Он выскочил из городских ворот и устремился дальше, пролетая милю за милей.
И вдруг вспомнил: «Боже! Двадцать лет я не сидел в седле! Двадцать лет не видел перед собой гривы коня! Двадцать лет не держал в руках меча! Двадцать лет не ощущал на лице порывов ветра!»
Вдруг он услышал за спиной давно забытые звуки. Топот копыт и восторженные крики приближались. Сотни его полководцев скакали вслед за ним на лошадях, обнажив мечи и крича:
– Да здравствует император!
Когда они доскакали до него, то увидели, что тот валяется в дорожной пыли, дрыгая руками и ногами, еле дыша от безудержного хохота:
– Ах, ты лекарь, твою мать..! Ах, ты сукин сын! Заслужил ты свой караван золота!
– Ах, ты лекарь, твою мать..! Ах, ты сукин сын! Заслужил ты свой караван золота!
Проходили дни, проходили месяцы, проходили годы, а он как лежал парализованный, так и лежит. Столько государств он покорил, какие народы поставил на колени' Завоевав полмира, он оказался бессильным перед болезнью. Однажды от беспомощности он пришел в ярость:
– Всем лекарям, которые не смогли меня вылечить, отрубите головы и сложите их на городской стене.
Прошло время. И километры стен побелели от иссушенных черепов ученых мужей. Однажды император позвал своего главного визиря;
– Визирь! Где твои лекари?
– О, мой повелитель! Их больше нет. Вы же сами приказали казнить их.
– Неужели не осталось ни одного?
– Да. Не осталось ни одного достойного Вашего взора врача во всем государстве.
– Так им и надо…
И опять потянулись долгие безрадостные дни. Однажды император снова спросил:
– Визирь, помнишь, ты сказал, что не осталось лекаря, достойного моего взора? Объясни, что это значит.
– Мой повелитель, в нашем государстве остался один-единственный лекарь. Он живет тут неподалеку.
– Он умеет лечить?
– Да, умеет. Я был у него тогда, но он такой невоспитанный, некультурный, он такой грубиян! Как рот откроет, так слышна отборная брань. А недавно он сказал, что знает секрет лечения самого императора.
– Тогда почему ты мне не сказал?!
– Но если я его приведу, Вы, мой повелитель, меня казните за его поведение.
– Обещаю, что не сделаю этого. Приведи его сюда! Через некоторое время визирь привел лекаря.
– Говорят, ты умеешь лечить? В ответ молчание.
– Почему молчишь? Отвечай! – приказал император.
– Мой повелитель, я запретил ему открывать рот, – сказал визирь.
– Говори, разрешаю! Что? Неужели твоих способностей хватит, чтобы меня вылечить?!
– Не твое собачье дело! Ты можешь усомниться в моих способностях по управлению государством, потому что ты – царь. Но почему ты своим государственным умом лезешь в медицину? Как ты можешь разбираться там? Ты велик в своей работе, но в медицине ты ничем не лучше сапожника.
– Стража!! – яростно заревел император. – Отрубите ему голову… Нет… Сначала посадите на кол, потом облейте кипящим маслом, а потом разрубите на мелкие кусочки.
За всю жизнь никто ни разу не осмелился даже намеком допустить что-то, выходящее за рамки дворцового этикета, и тем более так отвечать самому императору!
Стража схватила лекаря, заломила ему руки и потащила к выходу, а он, глядя через плечо, с издевкой сказал:
– Эй! Я твоя последняя надежда! Ты можешь меня убить, но кроме меня не осталось никого, кто смог бы тебя вылечить. А я могу сегодня же поставить тебя на ноги.
Император сразу остыл:
– Визирь! Возврати его. Лекаря вернули.
– Начинай лечить. Ты сказал, что сегодня же поставишь меня на ноги.
– Но сначала ты должен принять три моих условия, только после этого я приступлю к лечению.
Подавив очередной приступ ярости в себе, сжав от злости зубы, император процедил:
– Говори!
– Прикажи, чтобы перед воротами дворца поставили самого быстроного в твоем государстве скакуна и небольшой мешочек золота…
– Зачем?
– Это подарок, я очень люблю коней.
– Если ты меня вылечишь, я подарю тебе табун из сорока лошадей, нагруженных мешками с золотом.
– А это потом, потом… Следом отправишь. Второе мое условие, чтобы во время лечения никого не осталось во дворце.
– А это еще зачем?!
– Во время лечения тебе может быть больно, ты будешь кричать, чтобы никто не видел тебя слабым.
– Хорошо. Что еще?
– Третье, чтобы твои слуги под страхом смерти не приходили на зов и только через час приступили к исполнению твоих приказаний.
– Объясни!
– Они могут помешать мне, и лечение не будет доведено до конца.
Император принял условия лекаря и велел всем уйти из дворца. Они остались вдвоем.
– Начинай!
– Что начинать, старый ты осел? Кто тебе сказал, что я умею лечить? Ты попался в мою ловушку. У меня есть час времени. Я так давно ждал подходящего момента, чтобы наказать тебя, кровосос ты поганый! У меня есть три давние мечты, три заветных желания. Первое – это плюнуть на твою королевскую морду!
И лекарь от всей души, смачно плюнул императору в лицо. Побелел повелитель от негодования и беспомощности, понимая, в какой ситуации оказался. Он начал шевелить головой, чтобы как-то противостоять такому неслыханному изощренному хамству!
– Ах, ты гнилое бревно, старый вонючий кобель, ты еще шевелишься?! Тьфу на тебя еще раз! Вторая моя мечта была… О-о-о! Как давно я хотел пописать на твою императорскую рожу!
И он начал осуществление второго заветного желания.
– Стража!! Ко мне!! – взревел император, но захлебнулся мочой. Он стал отворачивать голову от струи, начал тянуться плечами, чтобы зубами вцепиться в ноги своего оскорбителя. Стража слышала зов повелителя, но не посмела нарушить его приказание,
– Ах ты, дохлая скотина, – сказал лекарь и пнул его ногой.
Император получил удар и почувствовал боль. Он вдруг вспомнил, что рядом у подушки оружейная стойка. Сейчас он схватит свой кинжал и полоснет по его ногам. Движимый единственным желанием наказать оскорбителя, он начал тянуться к стойке.
– Ты, оказывается, еще можешь шевелиться? – презрительно заметил лекарь. – Третья моя мечта…
Но когда император услышал тре-е-етью мечту этого самозванца, он заревел, как раненый зверь, заскрежетал зубами! Титаническим усилием он сдвинулся с места, сполз с ложа и, упираясь локтями в пол, извиваясь, стал подтягиваться к оружейной стойке».
– Зарублю, – рычал император, – сам, лично разрежу на мелкие кусочки!!!
Поднявшись на ватных ногах, держась за стены, он смог добраться до стойки. Дрожащими руками вытащил меч и когда повернулся назад, никого во дворце не было… Он еле доплелся до крыльца.
Ах, как он пожалел, что попался в ловушку этого подлеца и отдал ему самого быстроногого скакуна. Поняв всю безысходность своего состояния, с трудом подошел к первому попавшемуся коню, попытался подняться в седло. Но силы не те! Силы не те! Он зубами схватился за гриву, подтянулся на слабых руках и сел в седло.
Проснулся дух великого воина, проснулся дух великого повелителя, проснулся дух великого полководца.
– Где он? – закричал император стоящим неподалеку слугам.
Но те, боясь произнести хоть слово, кивком головы указали на дорогу, по которой ускакал беглец.
Император пустился в погоню. С каждой минутой он чувствовал, как сил становится больше и больше. Он выскочил из городских ворот и устремился дальше, пролетая милю за милей.
И вдруг вспомнил: «Боже! Двадцать лет я не сидел в седле! Двадцать лет не видел перед собой гривы коня! Двадцать лет не держал в руках меча! Двадцать лет не ощущал на лице порывов ветра!»
Вдруг он услышал за спиной давно забытые звуки. Топот копыт и восторженные крики приближались. Сотни его полководцев скакали вслед за ним на лошадях, обнажив мечи и крича:
– Да здравствует император!
Когда они доскакали до него, то увидели, что тот валяется в дорожной пыли, дрыгая руками и ногами, еле дыша от безудержного хохота:
– Ах, ты лекарь, твою мать..! Ах, ты сукин сын! Заслужил ты свой караван золота!
– Ах, ты лекарь, твою мать..! Ах, ты сукин сын! Заслужил ты свой караван золота!
Вроде не притча, но внимания достойно...
Бомж и бомжонок
Старый кот умирал.
И не голод или холод были тому причиной – просто время пришло.
Время никогда не опаздывает и не спешит, идет себе точнехонько по графику событий, очерченному каждому из живущих на Земле, и как только подходит к очередной остановке, тут же дает сигнал.
Вот только не всем дано его услышать.
Лучше всего это почему-то получается у животных.
Особенно у тех, кто живет рядом с людьми... и что тому причиной — не знает пока никто.
Вот и для Америкоса пришла пора “последней остановки”, время отзвонило в свой колокольчик, и кот уже точно знал, что на этот еле слышный звон на этот раз точно откликнется то, что приходит всегда.
Он не страшился небытия, он не был с ним знаком, а потому и не испытывал того самого животного страха, про который так любят говорить люди.
То ли дело собаки... сколько всего он натерпелся от них за свою не очень длинную бродячую жизнь!
Этих тварей он боялся, презирал и ненавидел одновременно.
Впочем, Америкос всегда был ярым индивидуалистом, а потому не особо жаловал и своих соплеменников.
И он никого не любил.
Людей, иногда кидавших ему тоненький кусочек его любимой колбасы, он лишь удостаивал благосклонным взглядом своих ярко-зеленых, как виноградины, глаз – и не более того.
Никто, кроме дачного сторожа, не мог похвалиться тем, что дотрагивался до него.
Еще маленьким котенком Америкос понял, что этот шумный, грозный, толстый, одышливый, и к вечеру плохо пахнущий двуногий безмерно любит все, что меньше его.
Потому что на крыльце его сторожки частенько стоял тазик с объедками, и все окружные мяукающие бродяжки знали, что этот спасительный тазик бывает пустым только после восхода солнца. И еще в те вечера, когда сторож уходил спать, ступая по земле нетвердыми ногами и что-то крича невидимому собеседнику...
Коты-бомжи долго не живут, а Америкос никогда не был домашним.
Подъездным – да.
Дачным – да.
Но своего дома у него не было никогда, как не было и человека, который бы считал его своим другом.
“Америкосом” его прозвали за несносный характер и совершенно подлую натуру, которая заключалась в том, он нагло пробирался на дачные кухни и в кладовки, и тащил оттуда все, что хоть как-то пахло едой.
Бoльших грехов за ним и не числилось.
Голод не тетка.
Люди об этом почему-то часто забывают.
А зря.
...Середина ноября.
Подмораживало, особенно после заката теперь уже торопливого солнца.
Америкос мерз.
Нещадно и жестоко.
Его уже не спасала шкура, когда-то бывшей густой и беззаботной.
Чердаки законопачены, двери и окна надежно заколочены – не проникнуть, не влезть, да если и найдешь лазейку, то и в стылой комнате согреться невозможно...
Так что оставалось только одно место, где еще можно было укрыться от беспощадного убийцы-холода – мусорные баки на главной помойке дачного кооператива.
Зарыться поглубже, затихнуть, задремать, согреваясь теплом гниющего мусора...
Но ему сегодня не повезло, судьба решила повернуться к нему своим кривым боком – сторож еще после обеда задраил крышки помойных баков так, что и мышке не пролезть.
Америкос тихо сопнул, и обреченно вздохнул – чему быть, тому не миновать.
Скукожился у стены сторожки.
И приготовился умирать.
Но его “последний покой” опять потревожили вездесущие собаки.
Вернее, то был один, и еще не совсем “собак”.
Щенок...
Глупый, лопоухий, худой – откуда он так внезапно взялся?
Или нюх стал подводить старого кота?
Но факт остается фактом – представитель ненавистного племени гавкобрехов сидел всего в шаге от него, и, мелко дрожа, жалобно и тихонько повизгивал.
Со временем эти взвизги грозили превратиться в непрерывный истошный скулеж, так непереносимый чуткой натурой Америкоса, и потому тот после недолгого раздумия опустил голову и сомкнул рот, уже готовый издать дежурное и грозное шипение.
Замолк и щенок – он все правильно понял.
И тут же, виляя хвостиком, прижался всем своим тщедушным тельцем к еще теплому боку кота.
Тот, смурно хмурясь, огляделся по сторонам – не видит ли кто этого позора?
Успокоившись, перестал обращать внимание на шумно дышавшего малыша, и вдруг... замурлычил.
Включил “моторчик”.
Опешил... растерянно замолк было... но как только щенок, встревоженный внезапной тишиной, вновь мелко задрожал всем тельцем, тут же вновь запустил своей “вечный двигатель”...
Так продолжалось битых полчаса, пока он не понял, что начал согреваться.
И все. Больше он ничего не помнил.
...Вскоре о странной парочке заговорило все весенне-летне-осеннее население кооператива, самое многочисленное и неугомонное.
Они всегда были вместе.
Был ли то набег на хозяйские закрома или обычная и вечная война за территорию – эти двое стояли “плечом к плечу”.
И если подросший щенок, в чьих статях угадывалось по-крайней мере три крови – ротвейлера, кавказа и дога, использовал свою не детскую мощь и окрепшие зубы, то старый кот пускал в ход змеиное шипение, свою неистовую наглость и страшные когти.
Они атаковали врага сразу в двух уровнях, недопесок бился с соперником грудь в грудь, а котяра драл его требуху “из подворотни” — скажите, кто устоит против такой атаки?
Как они пережили зиму – об этом можно только догадываться.
Но вот навыки и привычки, которые Полкан – так щенка прозвал сторож – перенял у старого кота, было видно невооруженным глазом.
Он, как и Америкос, не жаловал собак, но и к кошкам относился чуть теплее.
Стал наглым грабителем и отчаянным драчуном.
Перед дракой падал на спину, и соперник, принимающий эту позу за позу покорности и смирения, был всегда жестоко обманут – едва он нависал над Полканом, как тот тут же вцеплялся ему в горло, что очень часто и становилось решающим фактором в битве.
Самое поразительное, что и Америкос кое-что перенял у своего воспитанника.
Он научился... вилять хвостом.
Совершенно по-собачьи, то есть — “пропеллерно”.
Дачники просто укатывались от смеха, когда эта парочка попрошаек встречала их на дороге, и, сидя на своих задницах, в два таких разных хвоста подметала землю – пыль и гогот стояли неимоверные.
Эту клоунский дуэт полюбили все.
Врагов среди людей у них не было.
Даже наглые грабежи им прощали, поворчав и бросив пару проклятий ради приличия.
В пустоту, разумеется.
...Прошел еще год.
Старый Америкос и возмужавший Полкан теперь уже окончательно взошли на трон и благополучно царствовали в дачном поселке.
Теперь уже никто из собак не осмеливался бросить вызов этой странной двуглавой “гидре самодержавия”.
Кошачье племя жило само по себе, навсегда исключив из своих рядов предателя.
А “коту-предателю” это было как-то все равно – он просто наслаждался поздней осенью своей жизни-продленки.
И все.
Он всегда был сыт, и уже никогда и ничего не боялся.
Жил в этом кошачьем раю, созданном на земле совместными усилиями двух представителей вечно враждующих племен.
Кот всегда трапезничал первым, и лишь наевшись до отвала, с жалобным стоном обжоры, вынужденным оторваться от стола, уступал добычу другу, который и приканчивал ее в два глотка.
Было невозможно трогательно смотреть на то, как они умывали друг друга.
Если старый кот покорно прижимался к земле и обреченно опускал голову, терпеливо снося чрезмерно слюнявую процедуру, приносившую ему мало радости, то пес радостно бухался на спину, едва не раздавив при этом партнера, и вскидывал вверх все свои четыре лапищи, готовый ко всему.
И Америкос терпеливо часами вылизывал спутанную шкуру Полкана, выдергивая из нее запутавшийся репейник...
Тот лишь взвизгивал от щекотки и урчал от удовольствия.
...Вот и третье лето пришло.
Казалось, эта псово-кошачья идиллия будет длиться вечно.
Но как бы мы себя ни обманывали...
В этом мире нет ничего вечного.
И никогда не будет.
Жизнь уходит, приходит не бытие.
И если жизнь не забудет и не заблудится, она придет снова.
...Однажды Америкос пропал.
Умирающие коты, чующий скорый приход не бытия, летом уходят в лес, чтобы там найти последний упокой.
Такова легенда.
Поверим ей.
Сперва Полкан без отдыха носился по поселку, разыскивая своего друга, по-щенячьи испуганно и растерянно повизгивая.
Потом он целую неделю тоскливо выл днем и ночью, видимо, все поняв, но все же еще не смирившись с тем, что он остался один в этом мире.
Затем он задрал всех бродячих собак в округе.
Он искал виноватого, полный желания отомстить за свою тоскливую боль и за не бытие своего друга.
Страшно было встретить его на дороге, смотрящего на тебя исподлобья своими кровавыми глазами.
Когда он начал убивать собак, принадлежавших дачникам, за ним началась охота.
Люди поняли, что пес сошел с ума.
И кто-то все же действительно захотел и сумел подстрелить Полкана.
Утром его нашли возле трансформаторной будки в центре поселка.
По кровавому следу, тянувшемуся от лесной опушки, люди поняли, что пес не захотел отлеживаться в кустах и залечивать эту не смертельную рану на боку.
Он из последних сил приполз туда, где они с Америкосом когда-то проводили все свое свободное время.
Но кот так и не пришел на место встречи.
Он ждал своего друга в другом мире.
Или не ждал так рано?
Полкан очень трудно расставался с жизнью.
Его огромное тело то и дело подрагивало, глаза с неистовой ненавистью смотрели на окруживших его людей, хриплое дыхание вырывалось из уставшей глотки, мучительный и жалобный стон то и дело тревожил мертвую тишину...
Но вот его лапы вытянулись и окончательно замерли после предсмертной короткой судороги.
Сторож, стоявший ближе всех, поймал его затухающий взгляд огромных карих глаз и вдруг его словно накрыло огромной волной доброты и нежности, которая напоследок вырвалась в этот мир из души умирающего пса.
Трезвого и сурового мужика словно что-то ударило под колени – он рухнул на землю, и обняв огромное безжизненное тело, взвыл совершенно по-собачьи.
Тоскливо и громко.
Не стесняясь никого и ничего.
Вслед за ним завыли и женщины, стоявшие полукругом – они вдруг поняли, что произошло.
Мужчины не глядя друг на друга, поспешно уходили кто куда, словно бежали с места преступления.
И вечером в поселке была страшная поминальная пьянка.
Теперь рыдали уже мужчины.
Пьяные слезы – все же слезы.
Поверьте.
И с того дня что-то шевельнулось в душе каждого из членов этого дачного кооператива.
Не стало брошенных кошек и собак.
Их исправно привозили весной и всенепременно осенью увозили с собой в город.
А если кто-то нарушал это неписаное правило, то суровый и вечно трезвый сторож делал такое гневное внушение ослушнику, что у того напрочь исчезало желание существовать в этом кооперативе.
Санзондеркоманды по отлову бездомных животных объезжали этот дачный поселок десятой дорогой, поскольку знали, что тут нечем поживиться, но главное – они не однажды испытали на своей шкуре, что такое народный “дрекольный” гнев.
* * *
Я очень люблю лошадей, кошек и собак.
И они любят нас.
Даже если мы предаем их.
Даже если мы убиваем их.
И они умеют прощать.
Они умеют дружить и любить.
Можем ли мы сказать то же самое о себе?
Бомж и бомжонок
Старый кот умирал.
И не голод или холод были тому причиной – просто время пришло.
Время никогда не опаздывает и не спешит, идет себе точнехонько по графику событий, очерченному каждому из живущих на Земле, и как только подходит к очередной остановке, тут же дает сигнал.
Вот только не всем дано его услышать.
Лучше всего это почему-то получается у животных.
Особенно у тех, кто живет рядом с людьми... и что тому причиной — не знает пока никто.
Вот и для Америкоса пришла пора “последней остановки”, время отзвонило в свой колокольчик, и кот уже точно знал, что на этот еле слышный звон на этот раз точно откликнется то, что приходит всегда.
Он не страшился небытия, он не был с ним знаком, а потому и не испытывал того самого животного страха, про который так любят говорить люди.
То ли дело собаки... сколько всего он натерпелся от них за свою не очень длинную бродячую жизнь!
Этих тварей он боялся, презирал и ненавидел одновременно.
Впочем, Америкос всегда был ярым индивидуалистом, а потому не особо жаловал и своих соплеменников.
И он никого не любил.
Людей, иногда кидавших ему тоненький кусочек его любимой колбасы, он лишь удостаивал благосклонным взглядом своих ярко-зеленых, как виноградины, глаз – и не более того.
Никто, кроме дачного сторожа, не мог похвалиться тем, что дотрагивался до него.
Еще маленьким котенком Америкос понял, что этот шумный, грозный, толстый, одышливый, и к вечеру плохо пахнущий двуногий безмерно любит все, что меньше его.
Потому что на крыльце его сторожки частенько стоял тазик с объедками, и все окружные мяукающие бродяжки знали, что этот спасительный тазик бывает пустым только после восхода солнца. И еще в те вечера, когда сторож уходил спать, ступая по земле нетвердыми ногами и что-то крича невидимому собеседнику...
Коты-бомжи долго не живут, а Америкос никогда не был домашним.
Подъездным – да.
Дачным – да.
Но своего дома у него не было никогда, как не было и человека, который бы считал его своим другом.
“Америкосом” его прозвали за несносный характер и совершенно подлую натуру, которая заключалась в том, он нагло пробирался на дачные кухни и в кладовки, и тащил оттуда все, что хоть как-то пахло едой.
Бoльших грехов за ним и не числилось.
Голод не тетка.
Люди об этом почему-то часто забывают.
А зря.
...Середина ноября.
Подмораживало, особенно после заката теперь уже торопливого солнца.
Америкос мерз.
Нещадно и жестоко.
Его уже не спасала шкура, когда-то бывшей густой и беззаботной.
Чердаки законопачены, двери и окна надежно заколочены – не проникнуть, не влезть, да если и найдешь лазейку, то и в стылой комнате согреться невозможно...
Так что оставалось только одно место, где еще можно было укрыться от беспощадного убийцы-холода – мусорные баки на главной помойке дачного кооператива.
Зарыться поглубже, затихнуть, задремать, согреваясь теплом гниющего мусора...
Но ему сегодня не повезло, судьба решила повернуться к нему своим кривым боком – сторож еще после обеда задраил крышки помойных баков так, что и мышке не пролезть.
Америкос тихо сопнул, и обреченно вздохнул – чему быть, тому не миновать.
Скукожился у стены сторожки.
И приготовился умирать.
Но его “последний покой” опять потревожили вездесущие собаки.
Вернее, то был один, и еще не совсем “собак”.
Щенок...
Глупый, лопоухий, худой – откуда он так внезапно взялся?
Или нюх стал подводить старого кота?
Но факт остается фактом – представитель ненавистного племени гавкобрехов сидел всего в шаге от него, и, мелко дрожа, жалобно и тихонько повизгивал.
Со временем эти взвизги грозили превратиться в непрерывный истошный скулеж, так непереносимый чуткой натурой Америкоса, и потому тот после недолгого раздумия опустил голову и сомкнул рот, уже готовый издать дежурное и грозное шипение.
Замолк и щенок – он все правильно понял.
И тут же, виляя хвостиком, прижался всем своим тщедушным тельцем к еще теплому боку кота.
Тот, смурно хмурясь, огляделся по сторонам – не видит ли кто этого позора?
Успокоившись, перестал обращать внимание на шумно дышавшего малыша, и вдруг... замурлычил.
Включил “моторчик”.
Опешил... растерянно замолк было... но как только щенок, встревоженный внезапной тишиной, вновь мелко задрожал всем тельцем, тут же вновь запустил своей “вечный двигатель”...
Так продолжалось битых полчаса, пока он не понял, что начал согреваться.
И все. Больше он ничего не помнил.
...Вскоре о странной парочке заговорило все весенне-летне-осеннее население кооператива, самое многочисленное и неугомонное.
Они всегда были вместе.
Был ли то набег на хозяйские закрома или обычная и вечная война за территорию – эти двое стояли “плечом к плечу”.
И если подросший щенок, в чьих статях угадывалось по-крайней мере три крови – ротвейлера, кавказа и дога, использовал свою не детскую мощь и окрепшие зубы, то старый кот пускал в ход змеиное шипение, свою неистовую наглость и страшные когти.
Они атаковали врага сразу в двух уровнях, недопесок бился с соперником грудь в грудь, а котяра драл его требуху “из подворотни” — скажите, кто устоит против такой атаки?
Как они пережили зиму – об этом можно только догадываться.
Но вот навыки и привычки, которые Полкан – так щенка прозвал сторож – перенял у старого кота, было видно невооруженным глазом.
Он, как и Америкос, не жаловал собак, но и к кошкам относился чуть теплее.
Стал наглым грабителем и отчаянным драчуном.
Перед дракой падал на спину, и соперник, принимающий эту позу за позу покорности и смирения, был всегда жестоко обманут – едва он нависал над Полканом, как тот тут же вцеплялся ему в горло, что очень часто и становилось решающим фактором в битве.
Самое поразительное, что и Америкос кое-что перенял у своего воспитанника.
Он научился... вилять хвостом.
Совершенно по-собачьи, то есть — “пропеллерно”.
Дачники просто укатывались от смеха, когда эта парочка попрошаек встречала их на дороге, и, сидя на своих задницах, в два таких разных хвоста подметала землю – пыль и гогот стояли неимоверные.
Эту клоунский дуэт полюбили все.
Врагов среди людей у них не было.
Даже наглые грабежи им прощали, поворчав и бросив пару проклятий ради приличия.
В пустоту, разумеется.
...Прошел еще год.
Старый Америкос и возмужавший Полкан теперь уже окончательно взошли на трон и благополучно царствовали в дачном поселке.
Теперь уже никто из собак не осмеливался бросить вызов этой странной двуглавой “гидре самодержавия”.
Кошачье племя жило само по себе, навсегда исключив из своих рядов предателя.
А “коту-предателю” это было как-то все равно – он просто наслаждался поздней осенью своей жизни-продленки.
И все.
Он всегда был сыт, и уже никогда и ничего не боялся.
Жил в этом кошачьем раю, созданном на земле совместными усилиями двух представителей вечно враждующих племен.
Кот всегда трапезничал первым, и лишь наевшись до отвала, с жалобным стоном обжоры, вынужденным оторваться от стола, уступал добычу другу, который и приканчивал ее в два глотка.
Было невозможно трогательно смотреть на то, как они умывали друг друга.
Если старый кот покорно прижимался к земле и обреченно опускал голову, терпеливо снося чрезмерно слюнявую процедуру, приносившую ему мало радости, то пес радостно бухался на спину, едва не раздавив при этом партнера, и вскидывал вверх все свои четыре лапищи, готовый ко всему.
И Америкос терпеливо часами вылизывал спутанную шкуру Полкана, выдергивая из нее запутавшийся репейник...
Тот лишь взвизгивал от щекотки и урчал от удовольствия.
...Вот и третье лето пришло.
Казалось, эта псово-кошачья идиллия будет длиться вечно.
Но как бы мы себя ни обманывали...
В этом мире нет ничего вечного.
И никогда не будет.
Жизнь уходит, приходит не бытие.
И если жизнь не забудет и не заблудится, она придет снова.
...Однажды Америкос пропал.
Умирающие коты, чующий скорый приход не бытия, летом уходят в лес, чтобы там найти последний упокой.
Такова легенда.
Поверим ей.
Сперва Полкан без отдыха носился по поселку, разыскивая своего друга, по-щенячьи испуганно и растерянно повизгивая.
Потом он целую неделю тоскливо выл днем и ночью, видимо, все поняв, но все же еще не смирившись с тем, что он остался один в этом мире.
Затем он задрал всех бродячих собак в округе.
Он искал виноватого, полный желания отомстить за свою тоскливую боль и за не бытие своего друга.
Страшно было встретить его на дороге, смотрящего на тебя исподлобья своими кровавыми глазами.
Когда он начал убивать собак, принадлежавших дачникам, за ним началась охота.
Люди поняли, что пес сошел с ума.
И кто-то все же действительно захотел и сумел подстрелить Полкана.
Утром его нашли возле трансформаторной будки в центре поселка.
По кровавому следу, тянувшемуся от лесной опушки, люди поняли, что пес не захотел отлеживаться в кустах и залечивать эту не смертельную рану на боку.
Он из последних сил приполз туда, где они с Америкосом когда-то проводили все свое свободное время.
Но кот так и не пришел на место встречи.
Он ждал своего друга в другом мире.
Или не ждал так рано?
Полкан очень трудно расставался с жизнью.
Его огромное тело то и дело подрагивало, глаза с неистовой ненавистью смотрели на окруживших его людей, хриплое дыхание вырывалось из уставшей глотки, мучительный и жалобный стон то и дело тревожил мертвую тишину...
Но вот его лапы вытянулись и окончательно замерли после предсмертной короткой судороги.
Сторож, стоявший ближе всех, поймал его затухающий взгляд огромных карих глаз и вдруг его словно накрыло огромной волной доброты и нежности, которая напоследок вырвалась в этот мир из души умирающего пса.
Трезвого и сурового мужика словно что-то ударило под колени – он рухнул на землю, и обняв огромное безжизненное тело, взвыл совершенно по-собачьи.
Тоскливо и громко.
Не стесняясь никого и ничего.
Вслед за ним завыли и женщины, стоявшие полукругом – они вдруг поняли, что произошло.
Мужчины не глядя друг на друга, поспешно уходили кто куда, словно бежали с места преступления.
И вечером в поселке была страшная поминальная пьянка.
Теперь рыдали уже мужчины.
Пьяные слезы – все же слезы.
Поверьте.
И с того дня что-то шевельнулось в душе каждого из членов этого дачного кооператива.
Не стало брошенных кошек и собак.
Их исправно привозили весной и всенепременно осенью увозили с собой в город.
А если кто-то нарушал это неписаное правило, то суровый и вечно трезвый сторож делал такое гневное внушение ослушнику, что у того напрочь исчезало желание существовать в этом кооперативе.
Санзондеркоманды по отлову бездомных животных объезжали этот дачный поселок десятой дорогой, поскольку знали, что тут нечем поживиться, но главное – они не однажды испытали на своей шкуре, что такое народный “дрекольный” гнев.
* * *
Я очень люблю лошадей, кошек и собак.
И они любят нас.
Даже если мы предаем их.
Даже если мы убиваем их.
И они умеют прощать.
Они умеют дружить и любить.
Можем ли мы сказать то же самое о себе?
Как это похоже на нас... 
Нерушимость толкований
На собрании раввинов мудрецы обсуждают один из разделов Святого Закона, и один из них в одиночестве противостоит всем остальным в его истолковании. На него давят, но он знает, что прав, а, следовательно, Бог на его стороне.
И вот, отчаявшись доказать свою правоту, старый рабби обратился к Богу:
— Боже великий, если я прав, пусть все реки потекут вверх на холмы.
И тут же все реки изменили свое направление. Но остальных мудрецов это не впечатлило.
— Боже всемогущий, — снова взмолился раввин, — если я прав, пусть все деревья склонятся к земле.
И все деревья в одно мгновение склонились к земле. Но и это не произвело впечатления на его собеседников. Старый раввин снова воззвал к Всевышнему. И стены покосились. Тогда главный оппонент прикрикнул на них:
— Не ваше дело вмешиваться, когда спорят мудрецы!
И стены из уважения к нему выпрямились. Но из уважения к первому выпрямились не до конца.
Тогда с неба раздался Голос:
— Что вы спорите? Сказано так-то и так-то, значит, и понимать надо так-то и так-то!
Тогда главный оппонент поднял голову и ответил:
— Ты дал нам Тору, а толковать ее — наше дело!
Нерушимость толкований
На собрании раввинов мудрецы обсуждают один из разделов Святого Закона, и один из них в одиночестве противостоит всем остальным в его истолковании. На него давят, но он знает, что прав, а, следовательно, Бог на его стороне.
И вот, отчаявшись доказать свою правоту, старый рабби обратился к Богу:
— Боже великий, если я прав, пусть все реки потекут вверх на холмы.
И тут же все реки изменили свое направление. Но остальных мудрецов это не впечатлило.
— Боже всемогущий, — снова взмолился раввин, — если я прав, пусть все деревья склонятся к земле.
И все деревья в одно мгновение склонились к земле. Но и это не произвело впечатления на его собеседников. Старый раввин снова воззвал к Всевышнему. И стены покосились. Тогда главный оппонент прикрикнул на них:
— Не ваше дело вмешиваться, когда спорят мудрецы!
И стены из уважения к нему выпрямились. Но из уважения к первому выпрямились не до конца.
Тогда с неба раздался Голос:
— Что вы спорите? Сказано так-то и так-то, значит, и понимать надо так-то и так-то!
Тогда главный оппонент поднял голову и ответил:
— Ты дал нам Тору, а толковать ее — наше дело!
Мы - друзья
Это не притча, а реальное событие.
Неизвестно, куда целились минометчики, но снаряды попали в детский приют в маленькой вьетнамской деревушке, которым заведовала группа миссионеров. Все миссионеры и один или два ребенка были сразу убиты, а еще несколько детей были ранены, в том числе одна восьмилетняя девочка.
Деревенские жители запросили медицинскую помощь из соседнего города, в котором была радиосвязь с американскими войсками. Наконец, приехали военный доктор и медсестра с комплектом медицинских инструментов. Они обнаружили, что положение девочки наиболее критическое. Если не принять немедленные меры, она умрет от шока или от потери крови. Для переливания крови им срочно требовался донор с той же группой, что и у девочки. Быстро проведя анализы, врач обнаружил, что ни один из американцев не подходит, однако нужная кровь есть у нескольких сирот, которые не были ранены. Врач говорил на вьетнамском вперемешку с английским, а медсестра немного изучала французский в институте. Изъясняясь на этой смеси языков, а также помогая себе жестами, они попытались объяснить напуганным малышам, что если они не возместят девочке потерю крови, она непременно умрет. Затем они спросили, кто хочет помочь ей и дать свою кровь. В ответ на эту просьбу дети широко открыли глаза и замолчали. Прошло несколько томительных мгновений, пока, наконец, маленькая дрожащая ручка поднялась вверх, быстро опустилась и снова поднялась.
- Спасибо, - сказала по-французски медсестра, - как тебя зовут?
- Хань, - ответил мальчик.
Ханя быстро положили на кушетку, смазали руку спиртом и ввели в вену иглу. Во время этой процедуры Хань лежал, не двигаясь, и молчал. Но через секунду он друг сдавленно всхлипнул, быстро закрыв лицо свободной рукой.
- Тебе больно, Хань? - спросил доктор.
Хань покачал головой, однако через несколько секунд снова всхлипнул и снова попытался сдержать свой плач. Доктор еще раз спросил, не больно ли ему, но Хань отрицательно покачал головой.
Но вскоре редкие всхлипывания превратились в равномерный тихий плач. Мальчик крепко зажмурился и сунул кулак в рот, чтобы сдержать рыдания.
Врач забеспокоился. Что-то было не так. В этот момент на помощь подоспела медсестра-вьетнамка. Увидев страдания мальчика, она быстро спросила его о чем-то по-вьетнамски, выслушала его и сказала ему в ответ что-то успокаивающим тоном. В ту же секунду мальчик перестал плакать и вопросительно посмотрел на вьетнамку. Она кивнула ему, и выражение облегчения появилось на его лице.
Подняв глаза, медсестра тихо сказала американцам: "Он думал, что он умирает. Он не понял вас. Он подумал, что вы просили его отдать всю свою кровь, чтобы девочка могла жить".
- Но почему же тогда он согласился на это? - спросила американская медсестра. Вьетнамка повторила вопрос мальчику, и он просто сказал:
- Мы - друзья..
Это не притча, а реальное событие.
Неизвестно, куда целились минометчики, но снаряды попали в детский приют в маленькой вьетнамской деревушке, которым заведовала группа миссионеров. Все миссионеры и один или два ребенка были сразу убиты, а еще несколько детей были ранены, в том числе одна восьмилетняя девочка.
Деревенские жители запросили медицинскую помощь из соседнего города, в котором была радиосвязь с американскими войсками. Наконец, приехали военный доктор и медсестра с комплектом медицинских инструментов. Они обнаружили, что положение девочки наиболее критическое. Если не принять немедленные меры, она умрет от шока или от потери крови. Для переливания крови им срочно требовался донор с той же группой, что и у девочки. Быстро проведя анализы, врач обнаружил, что ни один из американцев не подходит, однако нужная кровь есть у нескольких сирот, которые не были ранены. Врач говорил на вьетнамском вперемешку с английским, а медсестра немного изучала французский в институте. Изъясняясь на этой смеси языков, а также помогая себе жестами, они попытались объяснить напуганным малышам, что если они не возместят девочке потерю крови, она непременно умрет. Затем они спросили, кто хочет помочь ей и дать свою кровь. В ответ на эту просьбу дети широко открыли глаза и замолчали. Прошло несколько томительных мгновений, пока, наконец, маленькая дрожащая ручка поднялась вверх, быстро опустилась и снова поднялась.
- Спасибо, - сказала по-французски медсестра, - как тебя зовут?
- Хань, - ответил мальчик.
Ханя быстро положили на кушетку, смазали руку спиртом и ввели в вену иглу. Во время этой процедуры Хань лежал, не двигаясь, и молчал. Но через секунду он друг сдавленно всхлипнул, быстро закрыв лицо свободной рукой.
- Тебе больно, Хань? - спросил доктор.
Хань покачал головой, однако через несколько секунд снова всхлипнул и снова попытался сдержать свой плач. Доктор еще раз спросил, не больно ли ему, но Хань отрицательно покачал головой.
Но вскоре редкие всхлипывания превратились в равномерный тихий плач. Мальчик крепко зажмурился и сунул кулак в рот, чтобы сдержать рыдания.
Врач забеспокоился. Что-то было не так. В этот момент на помощь подоспела медсестра-вьетнамка. Увидев страдания мальчика, она быстро спросила его о чем-то по-вьетнамски, выслушала его и сказала ему в ответ что-то успокаивающим тоном. В ту же секунду мальчик перестал плакать и вопросительно посмотрел на вьетнамку. Она кивнула ему, и выражение облегчения появилось на его лице.
Подняв глаза, медсестра тихо сказала американцам: "Он думал, что он умирает. Он не понял вас. Он подумал, что вы просили его отдать всю свою кровь, чтобы девочка могла жить".
- Но почему же тогда он согласился на это? - спросила американская медсестра. Вьетнамка повторила вопрос мальчику, и он просто сказал:
- Мы - друзья..
Один раз Учитель спросил у своих учеников: - Почему, когда люди ссорятся, они кричат?
- Потому, что теряют спокойствие,- сказал один. - Но зачем же кричать, если другой человек находиться с тобой рядом?- спросил Учитель.- Нельзя с ним говорить тихо? Зачем кричать, если ты рассержен?
Ученики предлагали свои ответы, но ни один из них не устроил Учителя. В конце концов он объяснил: - Когда люди недовольны друг другом и ссорятся, их сердца отдаляются. Для того чтобы покрыть это расстояние и услышать друг друга, им приходится кричать. Чем сильнее они сердятся, тем громче кричат.
- А что происходит, когда люди влюбляются? Они не кричат, напротив, говорят тихо. Потому, что их сердца находятся очень близко, и расстояние между ними совсем маленькое. А когда влюбляются еще сильнее, что происходит?- продолжал Учитель.- Не говорят, а только перешептываются и становятся еще ближе в своей любви. В конце даже перешептывание становится им не нужно. Они только смотрят друг на друга и все понимают без слов. Такое бывает, когда рядом двое любящих людей. Так вот, когда спорите, не позволяйте вашим сердцам отдаляться друг от друга, не произносите слов, которые еще больше увеличивает расстояние между вами. Потому что может прийти день, когда расстояние станет так велико, что вы не найдете обратного пути.
- Потому, что теряют спокойствие,- сказал один. - Но зачем же кричать, если другой человек находиться с тобой рядом?- спросил Учитель.- Нельзя с ним говорить тихо? Зачем кричать, если ты рассержен?
Ученики предлагали свои ответы, но ни один из них не устроил Учителя. В конце концов он объяснил: - Когда люди недовольны друг другом и ссорятся, их сердца отдаляются. Для того чтобы покрыть это расстояние и услышать друг друга, им приходится кричать. Чем сильнее они сердятся, тем громче кричат.
- А что происходит, когда люди влюбляются? Они не кричат, напротив, говорят тихо. Потому, что их сердца находятся очень близко, и расстояние между ними совсем маленькое. А когда влюбляются еще сильнее, что происходит?- продолжал Учитель.- Не говорят, а только перешептываются и становятся еще ближе в своей любви. В конце даже перешептывание становится им не нужно. Они только смотрят друг на друга и все понимают без слов. Такое бывает, когда рядом двое любящих людей. Так вот, когда спорите, не позволяйте вашим сердцам отдаляться друг от друга, не произносите слов, которые еще больше увеличивает расстояние между вами. Потому что может прийти день, когда расстояние станет так велико, что вы не найдете обратного пути.
Если это можно назвать притчей, то она вечна... прошедшему недавно дню МАТЕРИ посвящается... ОЧЕНЬ РЕКОМЕНДУЮ ВСЕМ К ПРОСМОТРУ!
МАМЫ: http://www.yaplakal.com/forum28/topic328596.html
МАМЫ: http://www.yaplakal.com/forum28/topic328596.html